Перикл, Цицерон, Христос: откуда взялось наше представление о достоинстве?
- Вкладка 1
Если вы попытаетесь дистиллировать ваши интеллектуальные представления о том, что такое достоинство, то выяснится, что все они связаны с идеями Достоевского. Те перетекли в персонализм Бердяева, который, в свою очередь, попытался повлиять на западных мыслителей. Потому что все вы персоналисты, хотя и не знаете об этом, и все читали Достоевского.
У Достоевского есть три основных понимания того, что такое достоинство. Первое связано с представлением, которое транслируется в «Записках из подполья». Там есть знаменитая сцена, когда офицер берет за плечи и передвигает человека из подполья, просто как шкаф, унижает, не замечает. И человек из подполья собирается в ответ толкнуть его во время прогулки на Невском, чтобы восстановить свое социальное достоинство. Он три года тренируется, покупает специально одежду, перчатки, но каждый раз в последний момент отступает. Наконец через три года ему удается зажмуриться и толкнуть этого офицера на ходу. И вот что он говорит: я поддержал свое достоинство, не уступил ни шагу и публично поставил себя с ним на равной социальной ноге, после чего вернулся домой, пел итальянские арии и пребывал в восторге.
Идея здесь следующая, идущая еще от Цицерона. Достоинство — это свойство высокого ранга, чина или положения, присущее аристократу. Постепенно оно распространяется на всех, но первоначально присуще только аристократам. Есть такой теоретик и философ права Джереми Уолдрон. Он назвал этот процесс распространения цицероновского достоинства на всех аристократизирующим уравнением чинов. То есть когда-то не сажали за долги в тюрьму только аристократов, потому что было нельзя из-за habeas corpus, но начиная с XIX века перестали сажать и простолюдинов. Так то, что было присуще только высокому чину и положению, переходит на всех, и теперь мы думаем, что все люди обладают равным достоинством, как если бы они все стали аристократами. Вот это и описано у Достоевского.
Второе понимание — достоинство как некоторое превосходство, как некоторое качество, которое отличает вас от других. Сама идея достаточно простая. Есть достоинство — и в паре с ним есть что-то недостойное. Есть достоинство, есть недостатки. Замечу, что на русском это произносится автоматически. Сказать по-английски «достойный и недостойный» как dignity и indignity почти невозможно, равно как и по-французски. В русском почему-то это важно. И как показал в своей статье Борис Маслов, это связано с переводом древнегреческих стоиков. Там есть пара: аксия, то есть достойный, и апаксия. Пятьсот лет стоики говорили об этой паре, и сегодня мы это воспроизводим, хотя сами греческие корни не сохранились.
Борис Маслов пишет о контрасте между первым пониманием достоинства как свойства некоторого чина, о чем архаически говорили «возведу тебя как своего наследника в дворянское достоинство», и вторым пониманием, что каждый человек может обладать почетом, достоинством, если сделает что-то на благо полиса. И это контраст между цицероновским и перикловским пониманием достоинства. У Фукидида есть знаменитая речь Перикла, который рассказывает про второе понимание достоинства. Надгробная речь, в которой говорится, чем Афины и их демократия отличаются от всего другого. Первое понимание — это часть высокого социального положения, второе — это меритократия, часть заслуг, которых ты можешь приобрести, даже если ты бедный.
А третье понимание — это достоинство быть созданным по образу и подобию божьему. И это самое главное, что Достоевский открыл в себе. Здесь можно привести примеры из «Записок из мертвого дома». Знаете главную находку Достоевского там? Он приехал на каторгу, и среди убивцев обнаружил людей, которые были ближе к высокому достоинству, чем ему казалось и чем все те аристократы, с кем он общался в Петербурге и в Москве. Почему? Потому что в них еще не померкла искра божья. Это понимание очень простое и идет от Книги Бытия, где говорится, что Бог сотворил человека по своему образу и подобию. А раз так, не может один человек нападать на другого, потому что на божье проведение наступать своей низкой павшей ногой нельзя.
Особенностью российской теологии XIX века было то, что российские теологи считали, будто католическая и протестантская теологии не до конца поняли эту мысль. И вот эту истину про человеческую личность надо до них донести. Естественно, тогда никто не читал древнегреческие рукописи. Взять Бердяева, Франка, Эрна, Булгакова — они постоянно повторяют, что жить как образ и подобие божье — это завет восточной церкви, не до конца понятый в католичестве и протестантизме. И когда Бердяев в 1924 году говорит об этом французским католикам, он ничего нового не придумывает, он повторяет общую мантру православной теологии того времени.
Эти три источника обыденного российского понимания достоинства, воплощенного Достоевским: Перикл, Цицерон и Христос. В нашем повседневном использовании это понимание закреплено в паре «достоинство-недостоинство» или «достоинство-недостатки».
Фрагмент дискуссии и презентации книги «Жить с достоинством», состоявшейся 4 июня 2019 года.